В декабре 1906 года в журнале «Appleton Magazine» (Нью-Йорк) началась первая публикация произведения Максима Горького «Мать», которое изначально именовалось повестью. Работать над ней Горький начал во время своего пребывания в США, а закончил в Италии, на Капри.
Алексей Максимович поехал в Америку для пропаганды идей русской революции и сбора денег на нее. Спутниками «буревестника» были бывшая ведущая актриса МХТ Мария Фёдоровна Андреева, признанная красавица и убежденная марксистка (Горький ушел к ней, бросив законную жену Екатерину Пешкову с двумя детьми – сыном Максимом и дочкой Катей, а Андреева в свою очередь оставила законного мужа и МХТ) и большевик Николай Буренин, их давний знакомый и частый гость. Поначалу Алексея Максимовича встретили в Штатах триумфально. Это был первый крупный русский писатель, не считая Короленко, который посетил Новый Свет.
«Когда А. М. Горький спускался с парохода, толпа приветствовала его громкими возгласами, – вспоминал в своей работе «Памятные годы» Николай Евгеньевич Буренин. – Люди бросали в воздух шляпы. Десятки рук старались его обнять. С трудом Горький и его спутники достигли ворот таможни. Когда же мы вышли к экипажу, чтобы доехать до парома, соединяющего Хобокэн с центром города, люди снова бросились к Горькому, попытались выпрячь лошадей и самим впрячься в экипаж. Наконец экипаж, окруженный тысячной толпой, тронулся. На следующий день нью-йоркские газеты подробно описывали приезд Горького. Одна из газет сообщала: «Буря энтузиазма приветствовала Максима Горького. (…) Встреча эта затмила собой прием, который был оказан борцу за свободу Венгрии Кошуту и создателю единой Италии Гарибальди, когда они прибыли в Америку. Писатель-революционер призывает американскую нацию помочь русскому народу в его борьбе за свободу! Поддержим этот призыв!»
Американская общественность хотела лично познакомиться с русским писателем, произведения которого были уже переведены на английский в США и Великобритании и стали известны читающей публике. Мария Андреева выступала переводчицей на пресс-конференциях Горького. Для встречи писателя в Нью-Йорке был организован комитет помощи Горькому в осуществлении целей его поездки, в который наряду с другими литераторами вошел и Марк Твен. Горький и Твен друг другу чрезвычайно понравились. По воспоминаниям очевидцев их встречи на торжественном обеде в честь русского гостя, Твен смотрел на Горького «восторженными, блестевшими из-под густых бровей глазами».
«Я всей душой, – говорил американский писатель, – сочувствую развернувшемуся в России движению за освобождение страны. Я уверен, что оно увенчается успехом, и оно заслуживает этого».
Вскоре великолепный прием в Америке был омрачен неприятным казусом: в прессу просочилась информация о том, что Горький и Андреева не обвенчаны. По предположению Николая Буренина, информацию слил кто-то из эсеров, недовольных тем, что Алексей Максимович собирает средства для большевиков. Репутация пролетарского писателя в Америке с ее пуританскими нравами была подмочена.
«Разыгрался огромный и постыдный скандал, – вспоминал Николай Буренин. – Чтобы помешать миссии Горького, его обвинили в отсутствии морали, а про Марию Фёдоровну выдумывали всякие грязные небылицы. М. Ф. Андреева не была обвенчана с Горьким. Хотя она нигде официально не выступала в качестве его жены и как на пароходе, по пути в Америку, так и в самом Нью-Йорке, в гостинице, занимала отдельное помещение, но, само собой разумеется, их близость была очевидной, да они и не скрывали ее (…) Это использовал посол царской России в Америке, испугавшийся восторженного приема, оказанного Горькому в США, и того, что тогдашний президент Теодор Рузвельт высказывал желание принять Горького у себя в Вашингтоне. Приложили к этому скандалу свою руку и эсеры. Русские эсеры-эмигранты каким-то образом узнали о готовящейся против Горького газетной кампании по поводу «отсутствия у него моральных устоев». Когда они пришли к Горькому, я сразу узнал среди них высокого представительного седого человека, оказавшегося Николаем Чайковским. За несколько месяцев перед этим я его встретил в Лондоне, куда ездил по поручению Владимира Ильича Ленина для переговоров о транспорте оружия, закупленного для отправки в Россию. Эсеры обратились к Горькому с вопросом – будет ли он делиться с их партией собранными им в Америке средствами? Горький ответил, что все собранные средства будут им переданы большевикам. Чайковский и его товарищи ушли, не предупредив Горького о готовящейся против него интриге. На другой день началась газетная травля».
Хозяйка нью-йоркской гостиницы выставила Горького с Андреевой вон. Пока они были на одном из многочисленных собраний, она собрала их вещи в чемоданы и выставила их в холл. Когда писатель со своей спутницей в три часа ночи вернулся в отель, позеленевшая от злобы и презрения хозяйка гостиницы показала на выброшенные ею вещи: незапертые сундуки и чемоданы были разбросаны по всему вестибюлю, словно после воровского налета.
«В них как попало побросали платье, белье, дорожные вещи, – вспоминал впоследствии Николай Буренин. – Из-под крышки сундука Марин Фёдоровны высовывалось ее концертное платье, раньше висевшее в шкафу и теперь втиснутое в сундук вместе с другими вещами, чьи-то сапоги валялись между чемоданами. Впоследствии была обнаружена пропажа эмалевых с бриллиантом часиков Марии Фёдоровны».
Пять дней Горький с Андреевой перекантовались в писательском общежитии в центре Нью-Йорка. При этом молодые американские писатели, их туда определившие, поставили непременным условием, чтобы о его и Марии Фёдоровны пребывании там не знал никто. Разговаривать приходилось шепотом, окна были зашторены, Горький с Андреевой были на положении арестованных.
Потом разгневанный Горький напишет о Нью-Йорке один из самых злых своих очерков – «Город Желтого Дьявола».
В корреспонденции, полученной Андреевой, было письмо от некоей Престонии Мартин, богатой американки, дочери известного в свое время нью-йоркского врача и жены английского школьного учителя. Она писала, что не может позволить, чтобы «целая страна обрушилась на одинокую, слабую молодую женщину» и предложила Андреевой с Горьким остановиться на ее вилле. Конечно же, оба дали свое согласие. Вначале Горький с Марией Фёдоровной жили на вилле, а позже перебрались в имение Престонии Мартин, находившееся в горах Адирондакс, на границе с Канадой. Там и была написана «Мать» – одно из самых известных произведений Горького во всем мире.
«Мать» впервые начала публиковаться в декабре 1906 года на английском языке в американском журнале «Appleton Magazine» (весной 1907 года публикация повести была завершена). Сразу же после выхода повести в США Горький переработал ее для берлинского издания И. П. Ладыжникова, которое выпустило ее в 1907 году на русском и немецком языках, – так возникла ее вторая редакция. В том же году роман стал печататься в России в XVI–XXI сборниках товарищества «Знание»; автор снова правил его в корректуре, – это была третья редакция «Матери». Четвертой редакцией явилось новое ее издание И. П. Ладыжниковым, появившееся в 1908 году; пятой – публикация «Матери» в 1913 году в составе собрания сочинений Максима Горького, которое выпускалось издательством «Жизнь и знание»; шестой, и последней, особенно тщательно переработанной автором, была ее публикация в составе его собрания сочинений, выпускавшегося издательством «Книга».
«Мать» сразу же получила широчайшее распространение. Уже в 1907-1908 годах она была издана в Америке, Англии, Болгарии, Германии, Голландии, Дании, Испании, Италии, Сербии, Турции, Финляндии, Франции, Швеции и других странах. При этом отдельные издания «Матери» нередко предварялись или сопровождались публикациями в журналах и газетах. По словам Анатолия Луначарского, для европейских пролетариев «Мать» стала настольной книгой. Известно также высказывание Ленина о том, что «Мать» хоть и не самое сильное в художественном отношении произведение, тем не менее, «очень своевременная книга».
В восприятии повести американской критикой заметно несколько оттенков. Часть рецензентов ограничивалась беглым психологическим анализом сущности материнства, но большинство заостряло внимание на социальном характере повести, понимая, что перед ними не только история матери, но история революционного движения в России, показанная на фактическом материале и знакомящая их с жизнью беднейших классов, с жизнью народа.
«Мать» - сильная повесть, быть может, слишком сентиментальная и растянутая, но заслуживающая серьезного внимания», – писала в апреле 1907 года газета «New York Times».
«Это история того движения в России, которое имеет целью освобождение рабочих масс из «тесной, темной клетки». (…) Горький дает яркое описание жизни крестьян в России», – говорилось в ней же в мае и июне 1907 года. «Горький открыто оправдывает путь к человеческому счастью через необходимую жестокость», – а это уже отзыв в «American Monthly Review of Review» за июнь 1907-го.
В результате последующей редакционной работы Горького над повестью был значительно изменен образ Пелагеи Ниловны: вместо старухи, какой она изображалась в первых редакциях, Горький нарисовал ее в последней редакции сорокалетней женщиной, соответственно изменив и психологические черты образа. В издании «Жизнь и знание», и особенно в собрании сочинений 1923-1927 годов, Горький значительно сократил части текста, содержащие рассуждения матери на религиозные темы. Значительным изменениям в двух последних редакциях подвергся образ Андрея Находки. Горький сокращал отвлеченно гуманистические рассуждения героя, делал его образ более реалистичным. Была углублена также психологическая характеристика Павла.
По докладу цензора 3 августа 1907 года Петербургский комитет по делам печати вынес постановление о возбуждении судебного преследования против Максима Горького как автора произведения, содержащего противоправительственную пропаганду. Возможность выхода второй части повести в России таким образом была исключена. Чтобы все же завершить издание, автору и редакции сборников товарищества «Знание» пришлось изъять все наиболее политически острые места.
Много написано о библейской стилистике «Матери», о попытке Горького написать пролетарское Евангелие. Главная идея «Матери» – идея нового мира, и символично то, что место Бога-отца в нем занимает Мать. С Богом-отцом Горький никогда не мог договориться, всегда спорил с его жесткими установлениями. То, что у истока нового мира стоит Мать, сразу говорит о том, что этот мир воздвигнется любовью.
Только погрузив «Мать» в евангельский контекст, можно понять, почему Павел Власов – это именно Павел, и почему однажды он приносит в дом картину с христианским сюжетом. Это происходит тогда, когда началось его духовное перерождение из простого рабочего в революционера. Но это же, с точки зрения Горького, означало и перерождение из человека не веровавшего в верующего. Религией Павла становится «новое христианство» – социализм. Это христианство истинное, не искаженное церковной догматикой и не поставленное с помощью церкви на службу «хозяевам жизни».
С матерью Павла Пелагеей Ниловной происходит перерождение иного рода. В отличие от сына, отшатнувшегося от веры и переставшего ходить в церковь, Ниловна – глубоко верующий и церковный человек. На протяжении повести Ниловна «прозревает». Но меняет она не веру, а взгляд на христианство. За это время сын ее становится не просто коммунистом, а партийным лидером, одним из «апостолов» новой веры. Недаром имя у Власова апостольское – Павел.
Как вспоминал Горький в 1933 году, он предполагал написать продолжение «Матери» – повесть «Сын», но этот замысел осуществлен не был. «Власовский» сюжет больше не давал пищи его художественному вдохновению. Может быть потому, что «Мать» уже вобрала в себя все самое главное – это попытка Нового Завета, в котором миром будет править более гуманное, более мягкое, более человечное божество.
Сам Горький о повести «Мать» отзывался плохо, считая ее одной из наименее удачных своих книг:
«Мать» я написал в Америке летом 6-го года, не имея материала, «по памяти», отчего и вышло плохо. (…) «Мать» – вещь неудачная, (…) длинно, скучно, небрежно (…)».
Он говорил, что книга была написана «в состоянии запальчивости и раздражения», в суматошной атмосфере, в состоянии раздражения писателя и на Россию, где душилась революция, и на Европу с Америкой, где ее смысла не понимали.
Не поняли эту повесть и в России. Александр Блок писал, что в романе «нет ни одной новой мысли и ни одной яркой строчки». По мнению Корнея Чуковского, Горький жертвовал литературный талант в угоду доктринёрству и пропаганде «крошечной, узенькой, коротенькой мысли».
Наиболее непримиримые отзывы на «Мать» пришли от философской интеллигенции – Гиппиус, Мережковского, Философова. Русская критика вообще недолюбливала эту книгу, изданную с большими цензурными изъятиями.
Казалось бы, повесть должна была исчезнуть бесследно. Однако, видимо, прав был Леонид Андреев, один из немногих в то время, кому она понравилась, сказав о произведении: «Критика не сумела его оценить, но к нему еще вернутся в будущем».
https://mospravda.ru/2023/12/06/712114/
Алексей Максимович поехал в Америку для пропаганды идей русской революции и сбора денег на нее. Спутниками «буревестника» были бывшая ведущая актриса МХТ Мария Фёдоровна Андреева, признанная красавица и убежденная марксистка (Горький ушел к ней, бросив законную жену Екатерину Пешкову с двумя детьми – сыном Максимом и дочкой Катей, а Андреева в свою очередь оставила законного мужа и МХТ) и большевик Николай Буренин, их давний знакомый и частый гость. Поначалу Алексея Максимовича встретили в Штатах триумфально. Это был первый крупный русский писатель, не считая Короленко, который посетил Новый Свет.
«Когда А. М. Горький спускался с парохода, толпа приветствовала его громкими возгласами, – вспоминал в своей работе «Памятные годы» Николай Евгеньевич Буренин. – Люди бросали в воздух шляпы. Десятки рук старались его обнять. С трудом Горький и его спутники достигли ворот таможни. Когда же мы вышли к экипажу, чтобы доехать до парома, соединяющего Хобокэн с центром города, люди снова бросились к Горькому, попытались выпрячь лошадей и самим впрячься в экипаж. Наконец экипаж, окруженный тысячной толпой, тронулся. На следующий день нью-йоркские газеты подробно описывали приезд Горького. Одна из газет сообщала: «Буря энтузиазма приветствовала Максима Горького. (…) Встреча эта затмила собой прием, который был оказан борцу за свободу Венгрии Кошуту и создателю единой Италии Гарибальди, когда они прибыли в Америку. Писатель-революционер призывает американскую нацию помочь русскому народу в его борьбе за свободу! Поддержим этот призыв!»
Американская общественность хотела лично познакомиться с русским писателем, произведения которого были уже переведены на английский в США и Великобритании и стали известны читающей публике. Мария Андреева выступала переводчицей на пресс-конференциях Горького. Для встречи писателя в Нью-Йорке был организован комитет помощи Горькому в осуществлении целей его поездки, в который наряду с другими литераторами вошел и Марк Твен. Горький и Твен друг другу чрезвычайно понравились. По воспоминаниям очевидцев их встречи на торжественном обеде в честь русского гостя, Твен смотрел на Горького «восторженными, блестевшими из-под густых бровей глазами».
«Я всей душой, – говорил американский писатель, – сочувствую развернувшемуся в России движению за освобождение страны. Я уверен, что оно увенчается успехом, и оно заслуживает этого».
Вскоре великолепный прием в Америке был омрачен неприятным казусом: в прессу просочилась информация о том, что Горький и Андреева не обвенчаны. По предположению Николая Буренина, информацию слил кто-то из эсеров, недовольных тем, что Алексей Максимович собирает средства для большевиков. Репутация пролетарского писателя в Америке с ее пуританскими нравами была подмочена.
«Разыгрался огромный и постыдный скандал, – вспоминал Николай Буренин. – Чтобы помешать миссии Горького, его обвинили в отсутствии морали, а про Марию Фёдоровну выдумывали всякие грязные небылицы. М. Ф. Андреева не была обвенчана с Горьким. Хотя она нигде официально не выступала в качестве его жены и как на пароходе, по пути в Америку, так и в самом Нью-Йорке, в гостинице, занимала отдельное помещение, но, само собой разумеется, их близость была очевидной, да они и не скрывали ее (…) Это использовал посол царской России в Америке, испугавшийся восторженного приема, оказанного Горькому в США, и того, что тогдашний президент Теодор Рузвельт высказывал желание принять Горького у себя в Вашингтоне. Приложили к этому скандалу свою руку и эсеры. Русские эсеры-эмигранты каким-то образом узнали о готовящейся против Горького газетной кампании по поводу «отсутствия у него моральных устоев». Когда они пришли к Горькому, я сразу узнал среди них высокого представительного седого человека, оказавшегося Николаем Чайковским. За несколько месяцев перед этим я его встретил в Лондоне, куда ездил по поручению Владимира Ильича Ленина для переговоров о транспорте оружия, закупленного для отправки в Россию. Эсеры обратились к Горькому с вопросом – будет ли он делиться с их партией собранными им в Америке средствами? Горький ответил, что все собранные средства будут им переданы большевикам. Чайковский и его товарищи ушли, не предупредив Горького о готовящейся против него интриге. На другой день началась газетная травля».
Хозяйка нью-йоркской гостиницы выставила Горького с Андреевой вон. Пока они были на одном из многочисленных собраний, она собрала их вещи в чемоданы и выставила их в холл. Когда писатель со своей спутницей в три часа ночи вернулся в отель, позеленевшая от злобы и презрения хозяйка гостиницы показала на выброшенные ею вещи: незапертые сундуки и чемоданы были разбросаны по всему вестибюлю, словно после воровского налета.
«В них как попало побросали платье, белье, дорожные вещи, – вспоминал впоследствии Николай Буренин. – Из-под крышки сундука Марин Фёдоровны высовывалось ее концертное платье, раньше висевшее в шкафу и теперь втиснутое в сундук вместе с другими вещами, чьи-то сапоги валялись между чемоданами. Впоследствии была обнаружена пропажа эмалевых с бриллиантом часиков Марии Фёдоровны».
Пять дней Горький с Андреевой перекантовались в писательском общежитии в центре Нью-Йорка. При этом молодые американские писатели, их туда определившие, поставили непременным условием, чтобы о его и Марии Фёдоровны пребывании там не знал никто. Разговаривать приходилось шепотом, окна были зашторены, Горький с Андреевой были на положении арестованных.
Потом разгневанный Горький напишет о Нью-Йорке один из самых злых своих очерков – «Город Желтого Дьявола».
В корреспонденции, полученной Андреевой, было письмо от некоей Престонии Мартин, богатой американки, дочери известного в свое время нью-йоркского врача и жены английского школьного учителя. Она писала, что не может позволить, чтобы «целая страна обрушилась на одинокую, слабую молодую женщину» и предложила Андреевой с Горьким остановиться на ее вилле. Конечно же, оба дали свое согласие. Вначале Горький с Марией Фёдоровной жили на вилле, а позже перебрались в имение Престонии Мартин, находившееся в горах Адирондакс, на границе с Канадой. Там и была написана «Мать» – одно из самых известных произведений Горького во всем мире.
«Мать» впервые начала публиковаться в декабре 1906 года на английском языке в американском журнале «Appleton Magazine» (весной 1907 года публикация повести была завершена). Сразу же после выхода повести в США Горький переработал ее для берлинского издания И. П. Ладыжникова, которое выпустило ее в 1907 году на русском и немецком языках, – так возникла ее вторая редакция. В том же году роман стал печататься в России в XVI–XXI сборниках товарищества «Знание»; автор снова правил его в корректуре, – это была третья редакция «Матери». Четвертой редакцией явилось новое ее издание И. П. Ладыжниковым, появившееся в 1908 году; пятой – публикация «Матери» в 1913 году в составе собрания сочинений Максима Горького, которое выпускалось издательством «Жизнь и знание»; шестой, и последней, особенно тщательно переработанной автором, была ее публикация в составе его собрания сочинений, выпускавшегося издательством «Книга».
«Мать» сразу же получила широчайшее распространение. Уже в 1907-1908 годах она была издана в Америке, Англии, Болгарии, Германии, Голландии, Дании, Испании, Италии, Сербии, Турции, Финляндии, Франции, Швеции и других странах. При этом отдельные издания «Матери» нередко предварялись или сопровождались публикациями в журналах и газетах. По словам Анатолия Луначарского, для европейских пролетариев «Мать» стала настольной книгой. Известно также высказывание Ленина о том, что «Мать» хоть и не самое сильное в художественном отношении произведение, тем не менее, «очень своевременная книга».
В восприятии повести американской критикой заметно несколько оттенков. Часть рецензентов ограничивалась беглым психологическим анализом сущности материнства, но большинство заостряло внимание на социальном характере повести, понимая, что перед ними не только история матери, но история революционного движения в России, показанная на фактическом материале и знакомящая их с жизнью беднейших классов, с жизнью народа.
«Мать» - сильная повесть, быть может, слишком сентиментальная и растянутая, но заслуживающая серьезного внимания», – писала в апреле 1907 года газета «New York Times».
«Это история того движения в России, которое имеет целью освобождение рабочих масс из «тесной, темной клетки». (…) Горький дает яркое описание жизни крестьян в России», – говорилось в ней же в мае и июне 1907 года. «Горький открыто оправдывает путь к человеческому счастью через необходимую жестокость», – а это уже отзыв в «American Monthly Review of Review» за июнь 1907-го.
В результате последующей редакционной работы Горького над повестью был значительно изменен образ Пелагеи Ниловны: вместо старухи, какой она изображалась в первых редакциях, Горький нарисовал ее в последней редакции сорокалетней женщиной, соответственно изменив и психологические черты образа. В издании «Жизнь и знание», и особенно в собрании сочинений 1923-1927 годов, Горький значительно сократил части текста, содержащие рассуждения матери на религиозные темы. Значительным изменениям в двух последних редакциях подвергся образ Андрея Находки. Горький сокращал отвлеченно гуманистические рассуждения героя, делал его образ более реалистичным. Была углублена также психологическая характеристика Павла.
По докладу цензора 3 августа 1907 года Петербургский комитет по делам печати вынес постановление о возбуждении судебного преследования против Максима Горького как автора произведения, содержащего противоправительственную пропаганду. Возможность выхода второй части повести в России таким образом была исключена. Чтобы все же завершить издание, автору и редакции сборников товарищества «Знание» пришлось изъять все наиболее политически острые места.
Много написано о библейской стилистике «Матери», о попытке Горького написать пролетарское Евангелие. Главная идея «Матери» – идея нового мира, и символично то, что место Бога-отца в нем занимает Мать. С Богом-отцом Горький никогда не мог договориться, всегда спорил с его жесткими установлениями. То, что у истока нового мира стоит Мать, сразу говорит о том, что этот мир воздвигнется любовью.
Только погрузив «Мать» в евангельский контекст, можно понять, почему Павел Власов – это именно Павел, и почему однажды он приносит в дом картину с христианским сюжетом. Это происходит тогда, когда началось его духовное перерождение из простого рабочего в революционера. Но это же, с точки зрения Горького, означало и перерождение из человека не веровавшего в верующего. Религией Павла становится «новое христианство» – социализм. Это христианство истинное, не искаженное церковной догматикой и не поставленное с помощью церкви на службу «хозяевам жизни».
С матерью Павла Пелагеей Ниловной происходит перерождение иного рода. В отличие от сына, отшатнувшегося от веры и переставшего ходить в церковь, Ниловна – глубоко верующий и церковный человек. На протяжении повести Ниловна «прозревает». Но меняет она не веру, а взгляд на христианство. За это время сын ее становится не просто коммунистом, а партийным лидером, одним из «апостолов» новой веры. Недаром имя у Власова апостольское – Павел.
Как вспоминал Горький в 1933 году, он предполагал написать продолжение «Матери» – повесть «Сын», но этот замысел осуществлен не был. «Власовский» сюжет больше не давал пищи его художественному вдохновению. Может быть потому, что «Мать» уже вобрала в себя все самое главное – это попытка Нового Завета, в котором миром будет править более гуманное, более мягкое, более человечное божество.
Сам Горький о повести «Мать» отзывался плохо, считая ее одной из наименее удачных своих книг:
«Мать» я написал в Америке летом 6-го года, не имея материала, «по памяти», отчего и вышло плохо. (…) «Мать» – вещь неудачная, (…) длинно, скучно, небрежно (…)».
Он говорил, что книга была написана «в состоянии запальчивости и раздражения», в суматошной атмосфере, в состоянии раздражения писателя и на Россию, где душилась революция, и на Европу с Америкой, где ее смысла не понимали.
Не поняли эту повесть и в России. Александр Блок писал, что в романе «нет ни одной новой мысли и ни одной яркой строчки». По мнению Корнея Чуковского, Горький жертвовал литературный талант в угоду доктринёрству и пропаганде «крошечной, узенькой, коротенькой мысли».
Наиболее непримиримые отзывы на «Мать» пришли от философской интеллигенции – Гиппиус, Мережковского, Философова. Русская критика вообще недолюбливала эту книгу, изданную с большими цензурными изъятиями.
Казалось бы, повесть должна была исчезнуть бесследно. Однако, видимо, прав был Леонид Андреев, один из немногих в то время, кому она понравилась, сказав о произведении: «Критика не сумела его оценить, но к нему еще вернутся в будущем».
https://mospravda.ru/2023/12/06/712114/
